Да уж, повезло ведь средней дочери хокаге попасть в подразделение ближнего боя, в самое сердце сражения. Видимо, юной Кане суждено было всегда быть посередке. И теперь уж, как в старинных песнях, "Покой нам только снится...". И как же прекрасны столь редкие часы отдыха на привале, в лагере, среди "своих". Да, здесь никому неважно, из скрытого ли ты камня, дождя или песка. Нет больше разграничений по дервням, силам или вероисповеданию. Есть только "свои" и они, бездушные твари, напавшие на "нас". Да, возможно, они тоже люди, и у них свои мотивы, но армия была создана, для того чтобы истребить "их", и лишь только забыв о том, что "они" - люди, получается беспощадно их убивать.
На дворе сгущались сумерки. Где-то вдали ещё виднелись последние лучи солнца, дарящие надежду на то, что завтра будет лучше, чем сегодня; и что мир, наконец, проснется от этого кошмара, имя которому - "война". Кана шла по узкой тропке, извивавшейся от деревушки, где было решено разбить лагерь, до небольшой речки, в которой шиноби могли запастись водой. Ведь неизвестно, когда им ещё выпадет такая чудесная возможность. Позади слышались веселые заливистые голоса собратов (да, здесь мы все братья и сестры), рассевшихся у костра. Все радовались и ценили минуты, свободные от наступления, а поэтому отдыхали, как могли. В мирное время Кана любила распевать песни в кругу друзей у костра и бывала чуть ли не главной запевалой, но сейчас...
Она все ещё не оправилась от воспоминаний о смерти отца. И воспоминаний о матери, для которой смерть мужа была шоком. На похоронах она не проронила ни слова, а после и вовсе закрылась в своей комнате и дни напролет трескала данго. Кане не хотелось оставлять мать одну, однако единственное слово "долг" гнало её вперед, на рога к неприятелю. Не сказать, чтобы Кана ненавидела войну. Отнюдь. Такую возможность девушка ждала всю жизнь. Она мечтала отличиться в значимом сражении, которое бы переломило ход войны. Да, вот тут-то все бы её зауважали. И отец гордился бы ей. Эх, отец!...
Поднявшись на очередной холмик, Хатаке увидела неподалеку три тени, волочащие что-то под холм. Решив, что имеет дело с неприятелем, Кана выхватила из сумки кунай и подобралась ближе. Здесь девушка уже могла слышать голоса:
- Шшш, тише, Айко, если нас застукает взводный или, не дай Бог, ротный, мы пропали! - шептал один.
- Да знаю я! А ещё упекут за распространение алкоголя... И прощай капитанское звание, - отозвался другой. Тут Хатаке отбросила все подозрения, потому что узнала двоих товарищей, хотя, быть может, потому, что услышала слово "алкоголь".
- Ай-на-нэ, на-нэ, ребятушки! - промурлыкала Хатаке, продвигаясь поближе к горячительному, - Дайте-ка мне!
Услышав звонкий голос Каны, трое контрабандистов вздрогнули, понимая, что их застукали с поличным. Однако, узнав свою знакомую, на миг вздохнули с облегчением и поняли, что им скорее стоит бояться за свою бочку рома.
- Нет-нет, Кана-сан, только не тебе, - с ехидной улыбкой ответил Айко. Видать, он знал про самую большую страсть девушки.
Тьфу, уже прознали, - огорчилась Кана, чуть приуныв, - Ох уж и длинные у сплетен ноги. Да и подумаешь, эка важность, любит девушка выпить...
- Да ладно тебе, брат, не жмоться, - с улыбкой пролепетала девушка, обнимая парня за шею, намереваясь расположить его к задушевной беседе. Впрочем, тому скорее показалось, что его хотят задушить, - Ну налей мне хоть флягу. Ты же знаешь, дорогой, у меня с ротным связи. А он ой как не любит, когда капитанчики нарушают указ, - внушительным тоном продолжила шатенка и, дабы закрепить сказанное, многозначительно покачала пальцем перед самым носом несговорчивого собрата. Впрочем, тому уже, кажется, не была так сильна дорога нарытая с огромнейшим трудом бочка рому.
- Х-хорошо-хорошо, - ответил он, стараясь выбраться из объятий Хатаке, после чего взял её фляжку и щедро наполнил её спиртным.
- Воооот, это уже другое дело, - весело сказала девушка, принимая из рук парня флягу, и тут же залпом её осушила, - Кьяяя, я снова жива! - улыбнулась Хатаке и обратилась к парням, - Спасибо, ребятушки!
и продолжила путь.
"Кана-чан, нельзя так много пить!" - вспомнились ей добродушные слова старика-отца. Улыбка мигом слетела с её губ.
Да, верно, папа... Какая непутевая тебе досталась дочка, простых истин не понимает, - мысленные разговоры с отцом стали самым настоящим хобби девушки, единственным в условиях войны, - Но теперь я, кажется, начинаю понимать, почему ты всегда говорил, что смерть товарища всегда страшней проваленного задания. Вокруг сотни раненых, то и дело натыкаешься на трупы... И в голове лишь один вопрос: "Для чего?". Зачем нам нужна эта война, которая никому не принесет никому успокоения. Эх, все, чего я хотела бы, это бочка отменного рому, чтобы ты был жив, и знать, что с мамой все в порядке. Сколько дней я уже здесь, а от неё ни одного письма... Я боюсь, как бы мне не прилетело лишь известие о её смерти. Знаю, если бы ты успел сказать последние слова, ты бы завещал нам беречь себя... и маму. И зачем я только пошла на передовую? - Кана, наконец, добралась до речушки и запустила флягу в воду, - Я всегда хотела дослужиться до высокого звания, думала так ты признаешь меня. А ещё хотела убежать от мысли, что тебя больше нет.
Здесь, на берегу реки, было относительно тихо. Хотя издали и доносились звуки сражений, до которых Кане не было никакого дела. "На каждый звук вокруг есть тишина внутри...". На воде уже образовалась дорожка от восходящей луны. Воспаленное воображение вмиг преобразовало этот блестящий свет в силуэт отца. Моргнула. Нет, это только лунная дорожка. Его больше нет. Что-то капнуло на руку. Ах, да, слезы... И давно она плачет?
Папа, как же нам жить без тебя?... - Впервые она плакала после похорон отца. Говорят, со слезами уходит часть горя, поэтому они приносят облегчение. Кана в это не верила. Впрочем, видимо, ей ещё рано избавляться от своего горя. Шорох травы рядом, и вот уже знакомый паренек лепечет сбивающимся голосом:
- Кана-сан, слава Богу, я вас нашел! Беда! На нас напали! И в такой час! Это кошмар! Вам срочно нужно на передовую!
Соберись, тряпка! Нечего нюни распускать, - эти известия заставили девушку отогнать свои грустные мысли. Как можно более незаметно Хатаке отерла лицо рукой, стирая слезы, и ответила со злобой в голосе:
- Да, верно. Стоит... надрать им задницы! - а голос у неё все-таки дрожал... Что так несвойственно юной Хатаке.